Прекращен статус адвоката, впавшего в долговую зависимость от доверителя

Совет АПГМ поддержал вывод Квалифкомиссии о том, что адвокат заключил договоры займа с доверительницей и не вернул ей деньги, что следует расценивать как нарушение п. 4 ст. 10 КПЭА

АП г. Москвы опубликовала Решение Совета палаты о прекращении статуса адвоката, который впал в долговую зависимость от доверителя, путем заключения с ней договоров займа, деньги по которым так и не были возвращены.

В 2010 г. гражданка С. вступила в брак с В. и в замужестве носила фамилию супруга. Спустя 12 лет брак был расторгнут в судебном порядке по заявлению С., которая затем вернула себе предыдущую фамилию. Незадолго до этого С. заключила с ООО «N» cоглашение об оказании консультационных (юридических) услуг и представлении интересов в суде в рамках бракоразводного процесса. Тогда же она выдала адвокату К. нотариальную доверенность, наделив его и иных указанных в доверенности лиц (И., М.) правом представлять ее интересы в судах.

Согласно условиям мирового соглашения по делу о разделе имущества супругов, утвержденного судом, В. обязался выплатить бывшей супруге 4,5 млн руб. в рамках установленного графика. Адвокат К. оказывал С. юрпомощь по этому делу и знал об этих условиях мирового соглашения. 8 января 2022 г. С. заключила с адвокатом К. соглашение об оказании юрпомощи, которое не было расторгнуто ею. Далее стороны заключили два договора займа от 16 февраля и 29 марта 2022 г., в рамках которых С. выдала К. взаймы 2 млн руб., что подтверждалось банковскими чеками и справкой. Назначением платежей значился «договор займа между физическими лицами».

Адвокат К. не вернул деньги доверительнице, а спустя полгода после истечения срока их возврата – 26 сентября 2022 г. он обратился в Арбитражный суд г. Москвы с заявлением о признании его банкротом, не уведомив С. об этом и не внеся ее в список кредиторов. Впоследствии С. обращалась в суд с иском о взыскании с К. денег по договорам займа, однако он был оставлен без рассмотрения со ссылкой на то, что адвокат уже признан банкротом.

После этого С. обратилась в Арбитражный суд г. Москвы с заявлением о включении ее требований в реестр требований кредиторов К. Суд признал обоснованными ее требования в размере 2,4 млн руб., однако их следовало удовлетворять за счет имущества, оставшегося после удовлетворения требований кредиторов третьей очереди. При этом суд указал на пропуск С. двухмесячного срока на подачу такого заявления, отказав в удовлетворении ходатайства о восстановлении пропущенного срока. Апелляция согласилась с этим.

Впоследствии С. обратилась в АП г. Москвы с жалобой, в которой выдвинула в отношении адвоката К. дисциплинарное обвинение в нарушении п. 4 ст. 10 КПЭА, выразившееся в том, что он поставил себя в долговую зависимость от нее, заняв у нее 2 млн руб. и не вернув их. По мнению заявительницы, умышленный отказ адвоката от погашения крупной задолженности приводит к подрыву доверия к нему и к адвокатуре. Кроме того, по словам С., адвокат К. в телефонном разговоре неподобающе общался с ней и обманул ее, не собираясь возвращать долг.

Квалификационная комиссия АПГМ подтвердила, что К. действительно нарушил п. 4 ст. 10 КПЭА, согласно которому адвокат не должен ставить себя в долговую зависимость от доверителя.

В ходе заседания Совета палаты адвокат К. выразил несогласие с выводами Квалифкомиссии со ссылкой на то, что он не заключал договоры займа с С., которая выплачивала ему деньги в счет задолженности по договору цессии, заключенному адвокатом К. с ООО «N», по которому к адвокату перешло право требования общества к С. Адвокат выразил несогласие с предметом дисциплинарного обвинения: вступление в долговую зависимость от доверителя и невозвращение долга последнему. Он добавил, что сроки привлечения его к дисциплинарной ответственности истекли, а инициатором поданной С. жалобы является гражданка И., которую он в 2022 г. уволил по негативным основаниям, в связи с чем она совместно с Кл. (представитель С.) и Г. мстит ему таким способом. При этом К. сообщил, что доказательств уведомления С. о состоявшейся уступке права требования у него нет, он также затруднился указать причину непредставления им имеющихся у него оригиналов документов.

В свою очередь, С. поддержала заключение Квалифкомиссии и сообщила, что она не получала никаких уведомлений от К. об уступке права требования к ней, ей ничего об этом неизвестно. По словам заявительницы, она знакома с гражданкой И. только в связи с судебными заседаниями, в которых та участвовала вместо адвоката К. в 2021 – 2022 гг. После этого она не общалась с И. и ничего не знала об ее увольнении. С. также просила Совет палаты прекратить статус адвоката К., поскольку он, будучи ее представителем в бракоразводном процессе, знал о получении ею компенсации от В., и после получения займа он не собирался возвращать ей деньги. Подобные действия, по словам заявительницы, недопустимы для адвоката, они подрывают доверие как к нему, так и к адвокатуре в целом.

В итоге Совет палаты со ссылкой на п. 4 ст. 10 КПЭА напомнил, что адвокат не должен ставить в себя в долговую зависимость от доверителя. В момент выдачи займов адвокату С. была его доверителем. Действительность договоров займа, а также наличие задолженности адвоката перед займодавцем С. по этим договорам, установлены АСГМ в деле о банкротстве К. Это судебное определение вступило в законную силу по результатам рассмотрения апелляционной жалобы адвоката К., поскольку вышестоящий суд указал, что отсутствие подписи займодавца С. на договорах займа не свидетельствует об их незаключенности, а факт передачи денег С. документально подтвержден.

Довод К. о наличии долга заявителя перед ним, якобы возникшего на основе уступки ему требования ООО «N» к С., не подтвержден какими-либо доказательствами. Более того, адвокатом в ходе разрешения судами заявления С. о включении ее требований к нему в реестр требований кредиторов этот довод не заявлялся, доказательства уведомления С. об уступке права требования к ней от ООО «N» в пользу К. также отсутствуют, сама С. отрицает эти обстоятельства. Представленная С. переписка с К. подтверждает, что по истечении срока осуществления первых платежей по мировому соглашению в пользу С. адвокат обращался к ней с просьбой предоставить «один-два миллиона сроком на один месяц, готов под процент», прислал ей оба договора займа со своей подписью, получал от нее копии чеков о денежных переводах. Эта переписка представлена заявителем в составе заключений специалистов по исследованию цифровой информации, в которых подтверждается, что переписка не имеет следов корректировки либо монтажа, ее подлинность адвокатом не отрицалась.

Таким образом Совет АПГМ поддержал вывод Квалифкомиссии о нарушении адвокатом положений п. 4 ст. 10 КПЭА и отклонил как несостоятельные и надуманные доводы К. о неясности предмета этого дисциплинарного обвинения и об истечении срока применения к нему мер дисциплинарной ответственности. Предмет дисциплинарного обвинения сформулирован в заключении Комиссии исчерпывающе ясно с приведением всех фактических обстоятельств и с указанием на длящийся характер этого нарушения, продолжающегося и в момент рассмотрения дисциплинарного производства Советом палаты, в силу невозвращения долга и, следовательно, продолжающейся недопустимой долговой зависимости адвоката от доверителя.

«Адвокат К. как профессиональный советник по правовым вопросам не может не осознавать этих очевидных обстоятельств. Совет также не находит оснований для направления дисциплинарного производства Квалификационной комиссии для нового разбирательства, поскольку, вопреки голословным утверждениям адвоката К., все фактические обстоятельства установлены Квалификационной комиссией с достаточной полнотой, а все ее выводы, в том числе о правовой оценке деяния адвоката, мотивированы и не содержат противоречий», – отмечено в решении Совета палаты.

В нем также указано на необоснованность дисциплинарного обвинения в неподобающей манере общения К. с доверителем. Согласно подп. 6 и 7 п. 2 ст. 20 КПЭА жалоба в отношении адвоката должна содержать указание на конкретные действия (бездействие) адвоката, в которых выразилось нарушение им профессиональных обязанностей, а также доказательства, подтверждающие их. Этим требованием рассматриваемое дисциплинарное обвинение не соответствует, в связи с чем оно подлежит прекращению в этой части. К аналогичному выводу Совет приходит в отношении довода жалобы о том, что К. обманул С., заранее не намереваясь возвращать ей деньги, поскольку в полномочия органов адвокатского самоуправления не входит оценка действий адвоката на предмет наличия в них состава уголовно наказуемого деяния. Такая оценка может быть дана только уполномоченными госорганами в порядке уголовного судопроизводства.

Совет отметил, что с учетом умышленного и грубого характера правонарушения К., свидетельствующего о злостном игнорировании им основополагающих требований профессиональной этики, касающихся отношений адвоката с доверителем, это нарушение совершено им сознательно и причинило существенный вред доверителю С., которая в условиях банкротства К. лишена возможности вернуть переданные ему взаймы денежные средства. Кроме того, в 2023 г. адвокат уже подвергался дисциплинарному взысканию в виде предупреждения за нарушение требований подп. 4 п. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре и п. 2 ст. 5 КПЭА, что свидетельствует о систематическом недобросовестном и недопустимом профессиональном поведении К. В связи с этим Совет АПГМ прекратил статус адвоката К., он может быть допущен к сдаче квалификационного экзамена на приобретение статуса адвоката через три года.

Адвокат АП Московской области Валентина Ященко подчеркнула, что адвокат никоим образом не вправе ставить себя в долговую обязанность от доверителя. «Это положение профессиональной этики должно толковаться расширительно в том контексте, что создание адвокатом любой ситуации финансовой зависимости от доверителя является недопустимым с точки зрения профессиональной этики и сохранения доверительных отношений между ним и доверителем. Аналогичной позиции придерживается и АП Московской области, она отражена в отчете о деятельности Квалификационной комиссии АП МО за 2022 г. Принципиальным является тот момент, что денежные суммы, полученные адвокатом по таким документам как акт или соглашение о передаче денег на хранение, обычно не указываются в соглашении об оказании юрпомощи. Принятие адвокатом “на хранение” значительных денежных сумм является недопустимой практикой и в любом случае создает условия для финансовой зависимости. Долговая зависимость для адвоката не просто запрещена КПЭА, но и опасна возможностью банкротства последнего, что делает невозможным сохранение между сторонами доверительных отношений по оказанию юридической помощи», – заключила она.

Адвокат АП г. Москвы Вячеслав Голенев назвал подход Совета АПГМ по этому дисциплинарному производству весьма обоснованным. «Полагаю, что в спорной ситуации действительно допущен серьезный этический деликт, который полностью подпадает под действие нормы КПЭА о запрете попадать в долговую зависимость от доверителя. Оснований не согласиться с позицией Совета палаты нет, так как обстоятельства “говорят сами за себя”. Брать взаймы у доверителя во время исполнения соглашения об оказании юрпомощи, не вернуть долг и уйти в банкротство при отсутствии уведомления об этом самого доверителя нельзя считать добросовестным поведением», – полагает он.